Главная страница

Городские распятия или Сердечные тайны сосудистых заболеваний




 (Из коллекции АЛЬВИКИ БЫКОВОЙ)
 
До Христа распятие входило в один смысловой ряд, скажем, с сожжением на костре, закапыванием живьем в землю, четвертованием и т.д., как мучительная, пролонгированная казнь. Но мы не поклоняемся ни кострам, ни лопатам, ни секирам. Распятие же висит у нас в спальне над головой, и нательный крест является обязательным для последователей Христа, потому что после Рождества Христова Распятие, как аргумент оценки жизненного пути, триедино связано с Воскресением и Вознесением.
До Христа, до нашей эры, распинали ТЕЛО, и кровавый чернозем вскормил изобразительный интерес к деталям телесных страданий и страстей. Где, когда, с кем, почему, каким образом, с какой целью и кого мучили, истязали, пытали, насиловали — и по сей день заставляют доверчивого читателя (зрителя, слушателя) вырабатывать специфические энергии страхов, ужасов, тоски, грусти и горя, не оставляя сил хотя бы ненароком, боковым зрением, заметить изобретательную и изощренную методику распятия ДУШИ и ИНТЕЛЛЕКТА.
А ведь в одном ряду с телами двух разбойников, под знаком равенства злодейству и криминальным деяниям, распинались любовь к ближнему, бескорыстие, сострадание, уникальные медицинские познания, философская мудрость и ясное видение структуры человеческой личности. Распинался Ум, со-отраженный со Всевышним, и невероятная щедрость души в том смысле, что все, чем Он сам владел, Он делился со всеми и повсюду. Распиналось Добро со всеми его десятью заповедями. «Ни одно благодеяние не остается безнаказанным», — исповедует европейская цивилизация, продолжая дело распинате-лей.
Успехи реанимации затмевают мистику реинкарнации. Но где, когда, как и воскресают ли вообще истерзанные души и развращенные интеллекты?
Констатировать смерть тела может и участковый врач. А душу живую от души мертвой не может отличить и Академия педнаук, в полном своем составе. Интеллект же 700 академиков Большой академии, освобожденной от уз нравственности, оказался бессильным перед развалом и разграблением СССР. И вот мы все от мала до велика пошли еще на одно распятие — делом, словом и помышлением.
Не случайно в творчестве психологически ориентированных художников Крест, как инструмент смерти, переосмысляется в распятие средой обитания. Сам же феномен Распятия приобретает космический масштаб соотра-жения Добра и Зла. Соотражения внешних их ипостасей: внутренних, сфокусированных, дисперсных, статических, динамических, переходящих друг в друга с эвристической глубиной (7±2), с бесконечной комбинаторикой и самосборкой 7±2 ступеней вечности и бесконечности.
«Все отражает все
и все отражается во всем».
Этот фундаментальный закон Вселенной и заставил меня собрать не совсем обычную коллекцию живописи, частью которой и являются Городские Распятия.
Коллекция моя сложилась как-то сама собой из произведений художников, которых на разных отрезках моего пути довелось знать лично. Многие работы были подарены нашей Лаборатории эсте-тикотерапии (ЦНЭВ) художниками:
Ляной Азаренко, Никитой Алексеевым, Глебом Богомоловым, Олегом Васильевым, Феликсом Волосенковым, Надеждой Гайдук, Александром Елагиным, Олегом Замайским, Франциско Инфанте, Беллой Лёвиковой, Андреем Маринюком, Екатериной Медведевой, Ольгой Мелешко-Лилленурм, Анатолием Мукасеем, Владимиром Наумцом, Галиной Постновой, Владимиром Смирновым, Ниной Смуровой, Николаем Степановым, Евгением Струлевым, Дашей Хадеевой, Валентином Хрущем
и другими авторами, менее известными в среде постоянных посетителей художественных выставок.
Часть экспонатов «Городские Распятия» мы передали через Фонд Культуры СССР (теперь России) в музеи и общественные учреждения (Фонды, библиотеки, школы) не только нашей страны. Наш архив (ЦНЭВ) хранит несколько благодарственных писем Фонда Культуры по сему поводу, одно из которых подписано академиком Д.Лихачевым. Но и то, что осталось в нашем распоряжении, позволяет на сеансах видеотерапии выводить «на чистую воду» ментальные, психические и физические парадигмы личных трагедий, нащупать возможные пути индивидуальных Воскрешений и Вознесений.
По ходу дела возникла серия устойчивых КОНЦЕПТЕМ, управляющих подбором именно этих, а не других картин, на сегодня. Для этих «заслуженных» концептем участники спецсеминаров выудили из своего жизненного опыта языкастые этикетки, и среди них следующие.
«Коммуналка» — в крепких объятиях общепита и общебыта.
«Ниже пояса» — минисексуальное станкостроение и максисексуальное столпотворение.
«Пятый пункт» — для живших в СССР пояснений не требуется.
«Кесонная болезнь» — трагедия профессиональных глубин.
«Высотки» — «душескребчики-небо-скребчики».
«Хлеб наш насущный» — выпьем за родину, выпьем за.., выпьем и снова нальем.
«Троянский конь» — война врасплох против языка, культуры и здравого смысла средствами массовой информации, телевидения в особенности.
«Похищение Быка Европой» (и не только Быка), или матриархат явочным порядком.
«Девятый крестовый поход против Церкви» — сатанисты народ плечистый и речистый, марксизм-ленинизм в сектантских одеждах.
Вот какая группа концептем вынырнула на поверхность речевого упрямства (слово сдается последним, господа!) под давлением анализа приемов и приемчиков среды обитания, приводящей в исполнение смертные (и не совсем) приговоры.
Каждой «ЕМЕ»* положена свита из 7±2 концептов, при шпагах и всем прочем, конечно. И каждый концепт (а они все тщеславны) готов позировать рисовальщикам круглосуточно, чем и объясняется весьма распространенное заболевание бессонницей среди творческого люда. А все ведь желают быть зарисованными для сохранения в вечности и бесконечности своих ментальных, витальных, физических и прочих траекторий, несомненно, судьбоносных.
При этом концептемы водят дружбу с семантемами и их придворными семантами, а эти, в свою очередь, с функцио-немами и функтами. И это уже не функт изюма, а целый восточный базар, где сладости сменяют пряности, а пряности сменяют странности, а странности сменяют данности и переходят в давности, наполняя соты матриц художественных хранилищ колдовским зельем.
Приведенная выше группа концептем не единственная, естественно. И в каждой группе можно спуститься по «лест-нице-чудеснице» к сегодняшнему дню, к проблеме «здесь и сейчас», поговорить «за жизнь» и, может быть, сорвать ветку шиповника с бутоном на завтра. Вероятность такого события возрастает, если ходить взад и вперед (что обычно и происходит во время задушевных бесед) по коврику «КОНЦЕПТЕМА — СЕМАНТЕМА — ФУНКЦИОНЕМА». А иногда в присутствии ничего не подозревающего собеседника — спускаться в погребки концептов-семантов-функтов, чтобы глотнуть ледовитого шампанского крушения всех надежд.

КОММУНАЛКА
Для меня распятие коммуналкой началось сравнительно поздно — в десятилетнем возрасте, после ареста и высылки в город Сыктывкар отца. Но длилось оно зато аж до 34 лет, когда мы с мужем и уже взрослыми детьми, после окончания нами обоими аспирантуры и защиты диссертаций, перебрались (всеми правдами и неправдами) из 13-метровой проходной комнаты в коммуналке в малогабаритную двухкомнатную квартиру, на 5-м этаже, без лифта, с совмещенным санузлом, естественно.
Теперь эти дома называют «хрущебами», а про Микиту ходят байки, что он все успел, даже упер у России Крым, а вот соединить унитаз с кастрюлей ему помешали. Но нам, выползшим из лабиринта длиннюче-вонючего коридора восьмикомнатной коммуналки без горячей воды, без ванны, вообще, и с единственным толчком на 31 человеческую душу, квартира наша на задворках тогдашней Москвы показалась раем. И постепенно оттаяла память и вернула первичный рай детства, изгнание из которого было не просто голодным и холодным, но расценивалось как:
Дорога в «никуда»,
И жизнь «нигде».
Любовь «никак»
И дружба «ни о чем».
В такой безсолнечной, безголубой стране
Все научились брать затак и нипочем.
Нисколько я не дорожу собой,
Но запах крови свежих ран другого
Мне не велит шутить ничьей судьбой,
Пусть сердца грешного и пусть недорогого.
В моей слепой, в моей Ничьей беде,
Мои грехи Ничьи глаза и руки,
Не осудив, не попрекнув Нигде,
Простили все и взяли на поруки.
Никто совсем списал мои долги,
Ничто хранит моих стихов гордыню,
Никак ночей и Никуда степей
Мне подали смиренно благостыню.
Уйду и я, и я оставлю след
На паперти Веков средь буднично одетых —
Я им давала клятвенный обет,
Их суд я признаю над песней недопетой.
Этот клятвенный обет и запечатлел в своей работе Валентин Хрущ, которому я много лет спустя, в той же самой пятиэтажке прочла свои стихи.
К тому времени голос мой уже не дрожал, и на глазах не навертывались слезы при воспоминании о пьянках, поножовщине, воровстве, выдирании волос и ошпаривании соперниц. И о двух редчайших седовласых героинях (одной из них была моя бабушка Евдокия Ивановна, Царствие ей Небесное), не боявшихся один на один идти против поднятого топора, чтобы отнять у пьяного сексуального маньяка его маленькую дочь Зинку. Во имя Христа.
В моем доме никогда не водилось ни холстов, ни подрамников, но масляные краски были: на маленьких фанерках и дощечках мое Воскресение искало выход к Вознесению через цветоформальные комбинации и спектральный анализ пространства.
И очень собранный и чем-то встревоженный Хрущ без спроса взял старую дверцу от платяного шкафа, доставшегося мне от тетки-атеистки, и стал набрасывать мою фигуру в рост, задавая мне при этом наводящие вопросы — где, когда, почему, по какому случаю и т.д.
У меня на глазах непонятным мне способом он проник в ТАЙНУ моих нравственных проповедей тех времен делом-словом-помышлением. Я стою на деревянном, крашенным красной масляной краской полу, в полоборота к зрителю, в длинном темно-зеленом платье (так оно и было, всегда одно и то же, и для работы, и для субботы).
Плечами вровень со стенами моей клетушки, но с грозовым небом вместо потолка и крыши над головой, стены за моей спиной развернуты углом крыльев летящей птицы, и вся фигура приобретает символический смысл и как бы готовность к вертикальному взлету. Но изображенная женщина ввинчена в пол и вроде бы вырастает из погреба. (Кстати, в моей проходнушке мы действительно вырыли погреб, хранили там картошку и даже проявляли фотопленку). В одной из стен-крыльев — окошечко для передач, какое существует в тюрьмах и инфекционных больницах.
В тот день я поняла, что без художественной правды биографии являются лишь куцыми обрывками нашей жизненной киноленты.
Однажды моя ассистентка Ольга Львовна Мелешко-Лилленурм (и по сей день распинаемая коммуналкой) принесла одну из своих ранних, очень правдивых с натуры работ маслом («Коммуналка», 1975 г. Эскиз, картон, масло, 70*50 см). На табуретке присела закрыть глаза домохозяйка в фартуке. Возможно, перед плитой, чтобы услышать и поймать убегающий борщ или молоко.
 У портрета в основном останавливались женщины средних лет, вкусившие «равноправия» семейной жизни, умудрявшиеся ходить по непрочному канату любовных уз с пудовыми авоськами в обеих руках, не забывая при Этом выщипать брови и сделать шестимесячную завивку. Останавливались и научные сотрудницы — младшие и старшие, лишенные нарядных фартуков и доходных мужей. Коммунальная трагедия, написанная Ольгой Львовной яркими, сочными, открытыми красками, напоминала фантики от безвкусных, но сверхпрестижных конфет «Мишка-косолапый», которые полагалось держать в хрустальной вазе-ладье, в серванте с зеркальным тылом.
Зрительниц этих иногда удавалось, в качестве ответа на извечный вопрос «А что же делать?», заразить микроколлекционированием по задевшей их за живое теме. Открытки, вырезки из журналов и другую доступную изопродукцию проанализировать и изложить письменно свое понимание собранного материала. В отдельных случаях такие коллекции экспонировались в нашем центре, а их авторы проводили вместо нас игру в вопросы и ответы с приходящими на лекции и семинары слушателями.
Терапевтический эффект приводил поработавших самостоятельно над своими коммунальными комплексами женщин к поискам дорог Воскресения. Некоторые начинали посещать наши группы суггестивного творчества. Кое-кому удалось добиться изменения своей судьбы.
Альвика Быкова






Читайте дальше:
Очищение от биоаккумулированных химикатов - Рон Хаббард
Басня про обыкновенного сударя
Формы лекарственных средств и принципы их приготовления
Рецепты для усиления защитных свойств организма. Как готовить настои иотвары
Рецепты для укрепления и роста волос. Стимуляторы половых функций
Городские распятия или Сердечные тайны сосудистых заболеваний